|
|
Жак всегда, было жарко и душновато. Только что злое пунцовое солнце ушло за горизонт, и, словно кто-то невидимый щелкнул гигантским выключателем, небо вдруг стало угольно-черным, а где-то там, в немыслимой выси, замерцали, будто кристаллы льда, недосягаемые крупные звезды, и улегся на спину неправдоподобно желтый месяц, похожий на высохшую корочку апельсина.
Стремительно взбежавшая по стене нашей комнаты большая зеленая ящерица вдруг замерла и, свесив свою изящную головку, начала внимательно нас разглядывать своими бархатными глазками. С улицы доносился жестяной шорох пальмовых листьев, которые лениво пошевеливал теплый влажный ветерок. Вдоль аллей старого сада зажглись разноцветные электрические лампочки — это восстанавливалась старая традиция города, жители которого в былые времена любили придавать ему праздничный карнавальный вид. Все было ново и удивительно для нас в этом дальнем тропическом краю.
В дверь постучали, и на пороге возникла молодая круглолицая кареглазая женщина с аккуратно причесанными иссиня-черными волосами. Это была наша переводчица Уч Хем Тана.
— Добрый вечер, дорогие товарищи,— сказала она, старательно и четко, как на школьном уроке, выговаривая полузабытые ею русские слова —ведь целых четыре года их нельзя было произносить под страхом мучительной смерти.— Понимаете ли, сегодня у нас для вашей делегации приготовлен сюрприз — вас приглашают в городской театр на вечер балета...
Мы переглянулись — известие, преподнесенное нам Таной, было действительно большим сюрпризом: кто мог подумать, что в Пномпене, столице страны, только начавшей приходить в себя после долгого кровавого кошмара, уже работает театр и даже ставится балет!
Мы не заставили себя ожидать и тут же помчались по уже освещенным, хотя пока и слабовато, электрическими фонарями улицам, которые жили своей вечерней жизнью—почти на каждом углу при колеблющемся свете крохотных керосиновых лампочек торговцы продавали овощи, бананы, рыбу, лангустов, бутылочки «кока-колы», папиросы. Тут же на кострах варилась и жарилась пища, и люди, сидящие вокруг огня, поджав под себя ноги, терпеливо ждали, пока будет готов ужин.
Чудом уцелевший в годы полпотовского разбоя городской театр — вполне современное здание, сооруженное в шестидесятые годы,— сиял огнями. Огромный зрительный зал был битком набит, вход в театр пока бесплатный, по пригласительным билетам, и если в былые времена посещение спектаклей было привилегией знати, то сейчас театр заполнен служащими, рабочими, солдатами, домохозяйками... Особенно много детей. Играл оркестр, было шумно и весело.
Но вот погас свет, и на сцену высыпали
девушки с цветами, одетые в розовые и желтые
кофточки и красные шаровары, и парни в алых камзолах с атласными
розовыми повязками на голове. Рослые знаменосцы высоко подняли два флага — Советского Союза и Кампучии, исполнялся —
как пояснил сидевший рядом с нами Юх Пао,—
приветственный танец в честь делегации Совет